I. Персонаж.
✔ Имя и фамилия.
Jane Foster, Джейн Фостер.
✔ Раса.
Человек наук, землянин, белая американка. Астрофизик, Ph.D., D.Sc.
✔ Возраст.
27 лет. Родилась 5 марта 1986 года. Выглядит куда меньше своих лет. Это несоответствие возрасту не раз сыскивало беды на голову девушки. Женщине всегда сложно добиться уважения в мире науки, а уж почти ребенку рядом с великосветскими занудами в пиджаках с заплатами на локтях отведут одно лишь снисходительное: "Я работал с твоим отцом, деточка. Очень жаль, что его нет с нами". И уж, конечно же, никто не будет ее слушать.
✔ Сторона:
Высшая справедливость, разумность да порядок.
✔ Описание ключевых моментов в жизни и характер:
Джейн Фостер представляет собой полностью сформировавшуюся молодую женщину с четкой системой нравственности, жизненных позиций и таких разобщенных понятий, как порядочность и добросовестность да выбравшую для себя курс неотступно следовать им, куда бы не занесла ее дорога и как бы не тяжело было в пути ему придерживаться. Она кажется четко сбалансированной личностью, мягкой, спокойной, уверенной в себе и очень самодостаточной. И порой наблюдатель из-за спешки желаний скорее составить мнение, смог бы счесть Джейн достаточно скучной и замкнутой личностью, не способной на большое чувство или большие жизненные перемены, положенные одним лишь уверенным движением руки. И в этом, как вы наверное уже догадываетесь, он будет полностью ошибаться. Джейн Фостер невероятно страстная и увлеченная натура. Она мечтатель, романтик, самый безбашенный авантюрист, которых только можно сыскать... в мире науки. Весь огонь и вся живость отданы для нее одной, ради того, чтобы разгадать тайны великой Вселенной она не спит ночами, лишь порой впадая в тревожный и красочный ее картинами сон, готова терпеть лишения и не замечать, как прохудилась крыша в ее доме не на ходу, и нестись куда-то в ночь, за грозой. Тому, что делает, она отдает всю себя, в любимой работе растворяется без остатка, счастливая, страстная, настоящая. А люди вокруг с давно затертым проклятым материализмом видят лишь одинокую девушку с грязным трелейром вместо жилища и каким-то стариком заместо друзей и считают, что она зря тратит свою жизнь.
. . .
Такую историю любви, как у четы Фостер, стоит писать заместо всех сказок мира, поскольку она существовала, тем самым становясь на ступень выше самых диковинных истории, и была невероятно сильна. Самым явным доказательством правдивости и, как то не печально осознавать, концом этой истории является сама Джейн. Ее родители встретились еще студентами, непременно распознав друг-друга по горящим надеждой познать этот восхитительный мир с научной точки зрения глазам. Гневаясь уже на то, что были в разлуке так долго, они не расставались с тех пор и, как только Джон смог более-менее обеспечивать их с Элизабет совместное будущее, обвенчались. Молодая жена, в равной степени как и ее супруг подававшая большие надежды в науке, оставила свои амбиции и всю себя посвятила мужу, ассистируя ему и дополняя сумасшедшую увлеченность того своей холодностью мировоззрений и дотошной да не терпящей компромиссов любовью к расчетам. Имя Фостера обрело весомость в мире науки, и пусть его самобытность, упрямство и порой даже отчаянное желание идти одним ему ведомым путем раздражало ученое сообщество, к нему стали прислушиваться. Годы спустя Джон Фостер занялся преподавательской деятельностью, и пусть это не мешало ему проводить свои исследования и дальше, их с Элизабет жизнь перестала быть кочевой и более-менее устоялась, что впоследствии стало толчком к принятию решения остепениться тем паче и завести ребенка. Первенцем стала девочка, и эта беременность, воспитание малышки вкупе со своевольным решением продолжать жить в том же активном ключе потихоньку высасывали всю энергию из Элизабет, и спустя всего каких-то пять лет она сгорела как свечка. Джон буквально помешался от горя. Продав всю свое движимое и недвижимое имущество, за исключением, пожалуй, переносимого оборудования их собственного изготовления, он приобрел на эти деньги трейлер, взял дочку и пустился по Америке, словно гонясь не меньше чем за демонами, а не за бурями да молниями, необычного по его мнению толка. Последующие десять лет Джейн так и прошли: в постоянных разъездах, в жизни в романтично называемом американцами "доме на колесах", за наблюдением и порой даже помощью своему отцу, в свободе, выражавшейся тем, что она могла читать и учиться столько и так, как этого хотела (а поскольку это было единственным развлечением в ее жизни и занятие книгами да техникой ставило ее ближе к ставшему в глазах девочки чуть ли не небожителем отцу, хотела она этого неистово и неутомимо осуществляла свои чаянья). Однако идиллия подобного толка не могла длиться дольше, и вскоре на связь с отцом настойчиво вышел единственный его друг Эрик Сельвиг, с которым они были еще знакомы по бытности доктора Джона Фостера профессором астрофизики. Он и раньше силился хоть немного образумить своего друга, но все его прошлые попытки не увенчивались успехом. На сей же раз он смог уговорить его отдать дочь, чтобы та смогла выучиться и получить достойное, а главное, официальное образование и некий билетик в более стоящую жизнь. Так для Джей началась пора студенчества. Увлеченная, подкованная и свободомыслящая девочка сразу нашла свою нишу для изучения и пусть не сыскала большой любви у своих сокурсников то ли из-за своего слишком юного возраста, то ли из-за недетской непробиваемости да целеустремленности, нашла счастье в общении и быте с доктором Сельвигом, а Нью Джерси своим домом. К сожалению, оседлая жизнь не могла сказаться на общении с отцом. Но Джейн знала, что он жив, что он занят своей все так же несносной жизнью и наукой и одной весточкой раз в пол года могла питать свою любовь к отцу и веру в то, что у него все хорошо. Так прошло еще десять лет. Джейн из подростка превратилась в молодую красивую женщину, дом своего доброго друга она оставила и поселилась в невесть какой, но все же достаточно уютной комнатушке. А работой избрала службу в своем родном университете, чтобы без зазрения пользоваться благами местной лаборатории. И все было бы хорошо и дальше, не приди весточка о смерти отца. Этот жалкий, абсолютно безэмоциональный кусочек бумаги с сухими формулировками о несчастном случае и не до конца выясненных обстоятельствах оставил зияющую дыру в душе Джейн. Она стала единственной наследницей имени Фостер, переносной лаборатории отца и всех его исследований. И с тех пор она поклялась, что найдет то, что так мечтал найти Джон Фостер: Правду.
✔ Внешность:
Natalie Portman.
✔ Родственники:
Сирота.
✔ Способности и слабости.
Обладает глубочайшими знаниями в физике, астрономии и смежной между ними астрофизики, которую и представляет по роду профессии. Осведомлена не только об основах интересующих ее наук, но и многообразном количестве так называемых «лжетеорий», многие из которых не раз брала в студенческие годы за основу исследований, со всей страстью стремясь подтвердить слова отца, что в постяжении человеком тайн Вселенной ничего не должно быть принято за пустые и ненужные домыслы. Так же неплоха в математике и философии. Превосходный техник, не раз сама для получения новых данных от начала и до конца конструировала и претворяла в жизнь сложные на механизмы, приборы и датчики. Постоянно совершенствует свои навыки, не перестает читать и черпать все новое, промедление и задержка в этом для нее что смерть. Вместе с тем отчаянно не приспособлена к жизни человеческой. Не умеет варить кофе и водить машину, порой днями забывает о жизни за пределами своей лаборатории, а редкие вылазки на солнечный свет характеризуются порой полнейшей дезориентацией. Джейн страстно увлечена своим трудом, для нее нет ничего важнее этого. Правда, ныне ее исследования обрели совершенно иной толк, и пусть мисс Фостер убеждена, что вышла на новый уровень, приблизившись как никогда плотнее к получению ответа хоть на немногие из ее вопросов, ее поиски и вечные переезды выглядят еще более чудно, чем прозибание в лаборатории.
✔ Ориентация.
Гетеросекуальна.
✔ Пробный пост.
В обычных, ничем примечательным не омраченных англеццких парах у молодых парней и молодых девушек, у не очень молодых парней и совсем молодых девушек, у совсем старых парней и почти не старых девушек, да, и что там скрывать, у совсем юных парней с такими же юными парнями да у совсем юные девушек с юными девушками, что, конечно же, не приветствуется церковью и благопорядочным и таким же англецком, о котором шло выше речь, обществом, отношения расписаны максимально подробно. Все, начиная от непринужденного знакомства до расставания или, как считала Рита, определенным концом отношений — брака. Общество настолько потрудилось в этом плане, что, казалось бы, сугубо индивидуальные человеческие отношения с довольно различающимися особями, отшлифованы многими предшествующими поколениями, моралью главенствующего времени и мнением окружающих до безукоризненного плана, в котором каждая минута растраченного вычитается из общей копилки доходов. И пусть оно даже и было расписано, что предвещает собой полное отсутствие нововведений в сюжет, третьих лиц, какого-то, можно даже сказать, междусобойчика (Рита любила это слово и всегда ввертывала его в разговор, после чего долго наслаждалась полученным эффектом, пусть он был даже виден только для нее), но в нем и не было никаких отступлений, что влекло за собой спокойное и четкое следование до того самого победного конца. Или, не победного, о котором так часто вздыхают молодые дамы и не очень молодые дамы, но все же скинем наши потуги и назовем их вполне себе победными, ведь если это брак, то в нем можно настрогать пару детишек, пару десяток лишних килограммов и помереть в сединах, а уж ежели это разрыв, то… впрочем, неважно. Дело в том, что во всех отношениях все распределено.
Рита нахмурилась и скорчила ужасную мину в спину своему на минутку отвернувшемуся кавалеру. Потом она деловито постучала указательным ногтем (а у девушек ногти по своей выдающейся манере названы в честь пальцев, их носящих), постучала по столу, захватив краешек салфетки, и взглянула на часы. Надо сказать, с того времени, когда она поцеловала топчущегося еще на фазе «полу-вы, полу-ты и глаз в пол» Баркера, прошло уже много времени, и даже он мог уже назвать их отношения отношениями вслух, а не перед зеркалом в ванной с во-о-от таким серьезным лицом и легким ударом в грудь, которым не брезгуют все молодые орангутанги и им подобные мужские человеческие особи от четырнадцати и старше, прошло столько времени, что пора уже заказывать свадебный торт и петь «Аллилуйя» вместе с церковным хором, но нет же. И пусть Рита Скитер со всех сторон была не очень обычной девушкой, да Коди в принципе не подходил под определение нормальности, все сроки для прелюдий закончены, и пора пить чай. В прямом смысле. Дома у Коди, в окружении коллекции его блюдечек с единорогами или еще чем он там увлекается в перерывах между спасением людей от заворот кишок и свиданиями с ней, Скитер (предыдущие женщины в жизни Коди исключались как версия малоправдоподобная и не способная под высоким честолюбием Риты к нормальной жизнедеятельности). Но кавалер, обладая удивительной тактичностью в отношениях, которые многие могут назвать тормознутостью или, как более мягко, нерешительностью, опять же, не спешил открывать двери в свое царство драконов, семейных трусов и домашнего печенья, а в последнее время Рита даже приметила своим острым на этот взгляд вещи, что назревающий переворот в отношениях назревает и был понят им, но в то же время смертельно его пугал. Так что, через еще полторы недели все превратилось для Риты в увлекательный квест «на покорение обители Баркера», в которую она совсем заигралась, наслаждаясь неосведомленностью всех женских уловок компаньона, его незрелости и полным распоряжением времени. Да, конечно, Рита могла бы в минуту, не успев тот опомниться, захлопнуть в его квартире дверь, оседлать стул в его, пожалуй, тесной кухоньке и мирно обследовать глазами постеры и занавески, но все было бы не так интересно. Покорялся Коди тактично, с придыханием, коварно, как самый настоящий редкий, диковинный фрукт, ему давались поблажки, премии за хороший отпор, в ход шли все непрямые угрозы, намеки, поддавки, завывания, все, на что был горазд женский изворотливый разум. О, как было интересно, как живо подталкивать его к этому вопросу, который, почему-то его откровенно пугал, дожидаться, пока он поймет намеки, смотреть, как он краснеет, что-то там бормочет, о, настоящее наслаждение, после снисходительно даровать ему время на передышку, смотреть на расправляющиеся с облегчением плечи, блестящие глаза и веру в себя, а потом опять и опять… Но в итоге, даже самое интересное действие надоедает. И у квеста засиял спасительный зеленый цвет, а зеленый цвет надежы, и новая муза — любопытство.
Как все истинные женщины, Рита начала издалека. Она всегда говорила, что великая драматическая актриса. Ей не верили, но кто сказал, что Рита перестала это говорить? Она выразительно зевнула, всем своим видом сбивая кавалера с его, надо сказать, напряженной линии монолога, и высказалась, одновременно жестикулируя правой ногой:
— О, ну неужели ты не отведешь меня сейчас к себе домой? — и тон, стоит упомянуть, категоричный такой, с тонкой, но понятной даже для Коди подоплекой, что с ней сейчас нельзя пререкаться — дама сказала веди, значит веди. А то вот где он такую девушку найдет еще? То-то же, Баркер.
II. Игрок.
✔ Связь с вами.
Skype: a-kaleidoscope-of-mathematics.
✔ Частота посещения.
По мере необходимости.
